ЗАЧЕМ РУСИ ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО? | Александр Черницкий
ПРЕОБРАЗОВАНИЕ СОЛИДАРНОГО ОБЩЕСТВА В ГРАЖДАНСКОЕ ЛИШАЕТ ШИРОКИЕ МАССЫ СМЫСЛА СУЩЕСТВОВАНИЯ И ВЫРЫВАЕТ ЛЮДЕЙ ИЗ ПРИВЫЧНОГО КОНТЕКСТА…
Мои последние статьи («Биологическое оружие гражданского общества» и «Троянский конь гражданского общества», опубликованные в российских СМИ), многих повергли в недоумение: почему автор критически и даже враждебно относится к гражданскому обществу? И что такое, собственно, солидарное общество, которое противопоставляется гражданскому? Солидарное – это социалистическое? Или какое-то другое?
Гражданский тип общества зародился и существует на Западе – в заповедной зоне «золотого миллиарда» живущих. Неудивительно, что на постсоветском пространстве путь к процветанию видится именно в построении гражданского общества. Хорошая это, видимо, штука, если даже при президенте России имеется Совет по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека… Давайте-ка выделим основные характеристики гражданского общества, а затем «от противного» попытаемся понять, что представляет собой общество солидарное.
1. Гражданское общество формировалось в средние века в перенаселенной Западной Европе. В условиях постоянной нехватки витальных ресурсов (воды, дерева, камня, угля, железа, сельхозугодий и пр.) сносную жизнь могла обеспечить лишь высокоэффективная экономика.
Создать ее можно одним способом – развязав руки частной инициативе, т.е. позволив хозяйствующим субъектам жестко конкурировать между собой, драться за потребителя. Поэтому, прежде всего, гражданское общество – общество высококонкурентное. Общество бьющихся друг с другом одиночек.
2. Наибольший эффект приносит лишь честная конкуренция, когда все ее участники соревнуются между собой, пребывая в равных условиях. Очевидно же, что оружейник-раб не может на равных конкурировать со своим свободным коллегой; точно так крепостной крестьянин заведомо проиграет конкуренцию фермеру.
Следовательно, все до единого «субъекты хозяйствования» должны быть лично свободными. Отсюда и название: гражданское общество – общество граждан, но никак не холопов, не подданных. Тысячу раз прав был Тойнби, когда сформулировал: «Триумф западной технологии – побочный продукт западной свободы».
3. Граждане – единственный легитимный источник власти, которую они сами себе выбирают посредством демократических процедур. Таким образом, гражданское общество суть общество демократическое. Каждый его член твердо знает, что спонсирует деятельность государства на собственные средства – налоги.
В отличие от монархии или политархии, чья власть всегда должна быть сакральна («от бога» или «от идеологии светлого будущего»), недовольные члены гражданского общества регулярно меняют свое правительство в ходе свободного голосования на очередных выборах.
4. Разумеется, граждане находятся в единой законодательной среде, перед которой они совершенно равны. Ведь конкуренция должна осуществляться по твердым и единым для всех правилам, иначе она не будет эффективной. Да и любая собственность должна быть одинаково защищена, иначе размоется смысл конкуренции.
Ни одна фирма не может быть «важнее» прочих, для закона нет авторитетов. Даже такой колосс, как рокфеллеровская Standart Oil, в свое время возложен был на алтарь честной конкуренции; в наши дни жертвой антимонопольного законодательства в разных странах многократно становился вездесущий Microsoft. Иными словами, можно ставить знак равенства между гражданским обществом и обществом правовым.
5. Разобщенные «винтики» гражданского общества живут по принципу «каждый сам за себя», зная, что за ошибки или элементарное невезение придется платить лично, не надеясь на «дядю». Кругом ведь не друзья, а конкуренты.
Отсюда проистекает, во-первых, – вечная неуверенность в завтрашнем дне: в любой миг можно обанкротиться или потерять работу. Во-вторых, такая ситуация порождает стремление жить в долг, наслаждаться потреблением впрок, пока доступны кредитные ресурсы. Поэтому гражданское общество есть общество высокой волатильности, т.е. изменчивости, непостоянства, неустойчивости. Едва ситуация ухудшается, «винтики» испытывают стресс и бегут к психотерапевту.
6. Конкуренция производителей ослабевает вместе с падением спроса на их товары и услуги. Значит, необходимо постоянно стимулировать потребление при помощи агрессивной рекламы, в результате чего оно становится смыслом существования большинства граждан. Они живут, чтобы потреблять и потребляют, чтобы жить.
Как понять, кто добился успеха – реализовал «американскую мечту»? Это всегда тот, кто может позволить себе безудержное, запредельное потребление – покупку яхт и самолетов, вилл и островов, спортивных клубов, отелей и т.п. Отсюда очередное определение гражданского общества – общество потребления.
7. Общество потребления, оно же гражданское, – еще и общество политкорректности. Политкорректность – эрзац совести, ее «публичный заменитель» – дополнительно уравнивает условия конкуренции, «не замечая» цвета кожи и разреза глаз, привычек и традиций потребителя.
Цель политкорректности в том, чтобы все, абсолютно все члены общества имели равные возможности для максимального потребления. Ради этого США даже отменили дискриминационные законы, не допускавшие цветных и черных в заведения для белых. Наоборот, прежние парии сегодня пользуются в Америке преференциями, скажем, при поступлении в университеты: чем лучше негры будут образованы, тем больше они будут зарабатывать и, соответственно, покупать.
8. В обществе всеобщей продажности что угодно может быть выставлено на торги и куплено с них же. Все может быть капитализировано, включая человеческое тело, квоты на выбросы углекислого газа и так называемые «производные финансовые инструменты» – деривативы (чьи мыльные пузыри спровоцировали экономический кризис в США в 2007 году и рикошетом ударили по всей планете в 2008-м).
Выгоду упускать нельзя, поэтому женщины подают иски против любовников или даже супругов, вываливая на присяжных грязное белье из своих спален. Совесть вновь с легкостью подменяется политкорректностью, и вот уже мужчина избегает оставаться наедине с незнакомкой в лифте – того и гляди, обвинит в приставаниях, вымогая деньги. В США подлинной гражданкой проявила себя российская «гастролерша» Оксана Григорьева, умело разводившая «на баблосы» женившегося на ней звездного и наивного артиста.
9. Обществу, где ценность личности измеряется в долларах, франках или евро и где расходомеры «осметили» каждый глоток воды, необходим строжайший учет денежных потоков. Любой гражданин поневоле вынужден быть бухгалтером – хотя бы ради того, чтобы ежегодно выдерживать стресс-марафон по заполнению налоговой декларации.
Оплата и подшивание множества счетов, отслеживание десятков кредитных и бонусных карт, выбор товаров из заоблачного по ширине ассортимента ежедневно поглощают нервы, время и память всяк живущего. Вот почему гражданское общество можно назвать одной большой бухгалтерией – без преувеличения.
10. Количество переходит в качество: ежедневный учет каждого цента, пенса или сантима превращает жадность в норму жизни. Извлекая в Москве из дорожной сумки презенты, западный гость с гордостью – ничтоже сумняшеся! – рассказывает, сколько он сэкономил, купив для вас ту или иную вещь на интернет-аукционе, а не в обычном магазине.
После неудачной попытки наладить семейную жизнь на Западе русская женщина поведает вам, как пила сок из коробки и видела в эти мгновения бешенство на физиономии своего француза или немца: зачем же, дескать, лакать чистый сок, если можно вдвое на нем сэкономить, разбавив в два раза водой?!
11. С младых ногтей участники гражданского общества растут в осознании того, что они друг другу – конкуренты, и в таком качестве воспринимаются даже родные и близкие. Это обусловливает как слабые внутрисемейные связи, так и тотальное доносительство.
В США вы идете со своим американским другом прогуляться в парк, натыкаетесь на предупреждение «Вход с собаками запрещен», но по российской привычке нарушаете запрет и проводите собаку с собой. Теперь ждите: скорее всего, ваш законопослушный друг укажет на вас полицейскому, и тот вас оштрафует. А как вы хотели? Даже заезжих, пришлых конкурентов следует «гасить» – превентивно, так сказать!
12. Гражданское общество заинтересовано в глобализации, ибо та втягивает в воронку избыточного потребления все новые и новые рынки. При этом гражданское общество нисколько не опасается конкуренции с малоэффективным и отсталым материальным производством солидарного общества: глобализация объективно делает богатых богаче, а бедных – еще беднее.
Однако доходы большинства членов солидарных обществ ничтожны, что препятствует потреблению, поэтому самая «потребительская» часть населения стремится перебраться на ПМЖ в общества гражданские. Прежде Запад охотно впускал иммигрантов, но политика мультикультурализма уж точно себя не оправдала. Жители солидарных обществ дурно вписываются в общества гражданские: Восток не растворяется в Западе. Теперь Запад возводит перед иммиграцией барьеры и делает все возможное, чтобы Восток потреблял товары Запада, так сказать, «не выходя из дома», – без предоставления восточным людям западных паспортов…
Итак, мы определяем 12 характеристик западного типа общества. Оно: исключительно конкурентное, с эффективной экономикой; гражданское, не верноподданническое; демократическое, с властью от народа, а не от бога; правовое, ставящее всех на одну ступень перед законом; высоковолатильное, т.е. плохо предсказуемое, подвижное; потребительское, ибо в безоглядном потреблении смысл его существования; политкорректное, так как всем независимо от цвета кожи или половой ориентации нужно дать возможность больше потреблять; насквозь продажное, любой объект может быть оценен и выставлен на торги; бухгалтерское, учитывающее каждый грош; жадное, ведь все средства направлены на потребление; стукаческое, поскольку каждый сам за себя, и все друг другу конкуренты; тяготеющее к глобализации, которая открывает новые рынки наживе.
Развернем теперь наш прожектор к обществу солидарному, исторически характерному для Востока – к русским, арабам, туркам, персам, пуштунам, индийцам, китайцам, корейцам, даже японцам. Чтобы упрощенно охарактеризовать такое общество, достаточно взять вышеприведенные 12 черт общества гражданского и поменять их смысл на противоположный.
Солидарное общество состоит не из распыленных и враждебных друг другу одиночек, а из больших групп, несущих коллективную ответственность за те или иные действия. Так, после отмены в Российской империи крепостного права налоги и выкуп за землю платили не отдельные крестьяне, а вся территориальная община в целом. Участники солидарного общества словно держат бетонную плиту, которая грозит раздавить всех, если один попытается «сачковать».
Разумеется, в солидарном обществе очевидны элементы социализма, поэтому высока конкуренция не столько производителей, сколько администраторов, например, глав территориальных крестьянских общин или заводских директоров. В спокойные периоды экономическая эффективность невысока: солидарное общество «не заточено» под всевластье бизнеса и конкурентные отношения. Однако когда система управления солидарным обществом переходит из застоя в мобилизационную фазу, производители творят чудеса эффективности, как, скажем, в годы первых пятилеток или во время Великой Отечественной войны.
Недостаток конкуренции объясняет и то, отчего солидарное общество неспособно перейти от блестящей технической идеи продукта к его массовому производству. Классический пример – телевидение и вертолетостроение, созданные в США русскими учеными. Той же теме посвящен и анекдот о том, как Mercedes купил «АвтоВАЗ», а с конвейера по-прежнему сходили те же «жигули».
Ситуация усугубляется неправовым характером солидарного общества, порождающим на предприятиях неуважение к скрупулезному выдерживанию технологических регламентов. В то же время в солидарном обществе куда слабее волатильность, чем в обществе гражданском: диапазон возможных значений того или иного показателя очень узок (как узок товарный ассортимент) и, следовательно, судьба предсказуема на годы вперед. Это общество стабильности, здесь несравненно больше уверенности в завтрашнем дне, жизнь протекает, как правило, и без взлетов, и без падений.
Так, в позднем СССР расслоение на бедных и богатых было едва заметным, все жили в среднем на 150–200 руб. в месяц. Но даже низких зарплат и пенсий хватало не только на хорошее питание, но и ежегодный отпуск для всей семьи на Черном море. Работу никто не боялся потерять, деньги выдавались в срок, и никто не рылся в мусорных баках. В итоге по улицам разгуливали относительно беззаботные люди, не представлявшие конкурентной угрозы друг для друга.
Стоило гражданскому обществу вонзить свои щупальца в общество солидарное, как повсюду зашагали озабоченные нищие, а искренность как ветром сдуло. И вот уже целые поколения девушек открыто заявляют, что хотят замуж за богатеев (в начале 1990-х популярной была редакция «хотим замуж за рэкетиров»), ради чего пускаются во все тяжкие, превращаясь в заурядных проституток, но отнюдь не считая себя таковыми. Этот момент ловко обыгрывают рекламисты, и фруктовый сок продвигается таким вот образом: «Чтобы встретить миллионера своей мечты, надо красиво утонуть...»
Некорректно спрашивать, какой тип общества лучше: все зависит от психологии конкретного индивида, каждый сам выбирает подходящий ему социум. К примеру, среди эмигрантов из СССР преобладали приверженцы гражданского общества, ненавидевшие родное солидарное общество («совок») за низкие стандарты потребления, – недаром их прозвали «колбасной» эмиграцией.
«Неколбасное» исключение составили главным образом лица, насильно выдворенные из страны вроде Солженицына и Лимонова, а также немногочисленные сионисты, убежденные, что место евреев в Израиле, который в ту пору был вполне нищим (экономическое чудо произошло там в середине 1990-х – как раз-таки благодаря высокообразованным, трудолюбивым и дисциплинированным репатриантам из СССР).
Раз уж зашла речь о «богоизбранном» народе, скажем вот о чем. Тексты автора этих строк, направленные против колонизации русского пространства гражданским обществом, вызвали дружную критику со стороны бывших советских граждан, ставших израильтянами. Оно и понятно: еврейское государство выстроено по западным лекалам, и весьма успешно. Однако приходится напомнить, что Холокост – продукт именно гражданского (немецкого) общества. Ничего подобного в новое и новейшее время ни в одном солидарном обществе не наблюдалось, как бы тяжело ни приходилось евреям в Османской империи, арабских государствах или царской России.
Между прочим, бывшие жители солидарного советского общества были неприятно удивлены многими порядками гражданского общества. Взять, к примеру, детские сады в Израиле. С одной стороны, содержание в них ребенка обходится родителям примерно $1000 в месяц (в августе 2011 года молодежь на улицах Тель-Авива и других городов протестовала, в частности, и против такой дороговизны). Причем в эту сумму не входит обучение рисованию, музыке, спорту, за которые нужно платить по отдельности. С другой стороны, рабочее место сохраняется за матерью лишь в течение первых месяцев жизни ребенка, поэтому вскоре после рождения его безжалостно отрывают от груди и несут в ясли. Вот почему почти все дети Израиля – «искусственники». При этом нет никакой молочной кухни, где по рецепту педиатра вам ежедневно выдают бесплатные молочные продукты, как в России и ряде других постсоветских республик. Но этим проблемы не исчерпываются, ибо муниципальные детсады в «земле обетованной» заканчивают работу в 13 часов, а частные ясли и садики – максимум в 16 часов. Значит, приходится дополнительно нанимать няню (если нет неработающей бабушки), чтобы забирала ребенка и дожидалась вместе с ним возвращения с работы родителей.
А как вы хотели? В гражданском обществе каждый выживает в одиночку. Здесь вам не «империя зла», где плата за садик была символической – несколько рублей в месяц – и включала в себя развивающие занятия без каких бы то ни было дополнительных поборов. Закрывались детсады в 19 часов, но в каждом имелась круглосуточная группа, где при необходимости можно было оставить ребенка и до будущего вечера.
Вернемся в постсоветскую Россию. Абсолютное большинство любителей высокого потребления и честной конкуренции решили избежать душевной травмы, которой сопровождается эмиграция, и принялись строить гражданское общество на месте – прямо в родных пенатах. Политики, эстрада, кино и СМИ наперебой воспевали ценности гражданского общества, чтобы поскорее превратить Родину в страну лабазников и чиновников. В каком-то смысле перестройку можно рассматривать как реванш гражданского общества за поражение от солидарного общества в Великой Отечественной войне. Тем не менее, основным итогом этого процесса стала система всепроникающей коррупции и бюджетного воровства. Причина неудачи в том, что элементы гражданского общества со всей дури младореформаторов были навязаны людям общества солидарного, внедрены в самые заповедные его поры. Ту же мысль можно передать и словами экономиста Виктора Бирюкова: в 1990-х «общество протестантской этики "всемерно потреблять здесь и сейчас" восторжествовало над обществом идеалов "создадим светлое будущее для потомков"».
Жители солидарного общества не приняли и никогда не примут платных образования, медицины, автодорог, рыболовства: в их мировоззрении, системе координат, словаре стереотипов вся эта «платность» попросту отсутствует. Она для них столь же противоестественна, как «бесплатность» для жителей общества гражданского. Причем не следует полагать, будто речь идет о ностальгирующих «совках», которые рано или поздно покинут сей мир естественным путем. Нет, солидарное общество ментально самовоспроизводится в детях и внуках, поколение за поколением. Точно так же в менталитете потомков воспроизводится и гражданское общество.
На днях мой добрый знакомый культуролог Сергей Черняховский опубликовал статью, смысл которой сводится к тому, что для победы над коррупционным монстром следует резко снизить «рыночность» общества, создать «значимые надрыночные стимулы, побеждающие материальный соблазн». «Чиновник должен считать, что выполняя свои обязанности, он исполняет некую функцию служения чему-то большему, чем рынок и прибыль, – предлагает Черняховский. – Но тогда и в обществе необходимо признание преимущества каких-то иных ценностей, кроме денежных. То есть и государство, и общество должны иметь некую Высокую Цель или некий Большой Проект».
В тексте публициста отсутствуют понятия «гражданское общество» или «солидарное общество», но зрит он в самый корень. Преобразование солидарного общества в гражданское лишает широкие массы смысла существования: новые обстоятельства вырывают людей из привычного контекста, причем они в принципе не могут быть встроены в чужеродный контекст. В результате время убивается в тупых развлечениях, растут смертность, алкоголизация, наркомания, преступность. Что уж говорить о терроризме, который всякий раз вспыхивает тогда, когда солидарное общество насильно трансформируют в общество гражданское?
Ваш покорный слуга поинтересовался у Черняховского: «У тех, кто штыками царапали на брестских стенах "Умираю, но не сдаюсь", был Большой Проект. Как бы повели себя в такой ситуации их потомки – лютики нашей рыночной лепоты, гробящие пустые жизни свои на турецких пляжах?»
Ответ был таков: «Вы знаете, они бы даже не догадались, как Мальчиш-Плохиш, продать Брестскую крепость за банку варенья и ящик печенья. Они с визгом и в панике разбегались бы, затаптывая женщин и детей».
Эти слова полностью подтвердились совсем недавно, когда 22 июля 2011 года доблестная норвежская полиция мучительно добиралась до Утейи. Тем временем на этом острове фюрерок Брейвик отстреливал собственных земляков, а юные норвежцы – воспитанники гражданского общества – в животном ужасе расползались кто куда. Лишь чеченские подростки – воспитанники солидарного общества – оказали сопротивление: хладнокровно бросали камни, стараясь попасть убийце в голову. Когда появились полицейские, свидетели указали на одного из чеченцев как на пособника Брейвика. Почему? А он, видите ли, не плакал, не выл от страха, не наложил в штаны, подобно норвежским сверстникам.
Сравнительно недавно доминирование гражданского общества казалось неоспоримым, в чем особенно убеждали азиатский кризис 1997–98 годов и дефолт России в 1998 году. Однако победа оказалась пирровой. В эйфории наживы гражданские общества во главе с США по всему белу свету принялись обогащаться с такой прытью, что утратили всякую осторожность и ввалились, говоря языком термодинамики, в режим турбулентности. В 2000–02 годах рухнул рынок доткомов, обанкротился энергетический гигант Enron, прекратила существование крупнейшая в мире аудиторская сеть Arthur Andersen. Но остановиться «винтики» потребления уже не могли: пузыри продолжали надуваться, пирамиды продолжали возводиться, и в 2007 году Запад начал погружаться в болото финансовых крахов и вытекающей из них рецессии.
Некоторое оздоровление в 2010 году экономик гражданских обществ уже в 2011-м сменилось ожиданием нового спада. И вновь виной всему неуемное стремление потреблять, а значит – непрерывно заимствовать. Долги США и многих стран Евросоюза достигли исторических максимумов. А экономический кризис стал перманентным: волны рецессии с следуют одна за другой с мизерным интервалом, в то время как прежде между ними нередко пролегали десятилетия.
Пока непонятно, как гражданские общества, непривыкшие затягивать пояса, выкарабкаются из долговых ям. Возможно, мы наблюдаем начало конца той растянутой на столетия эпохи, когда гражданские общества триумфально шествовали по планете.
После погромов в Великобритании в августе 2011 года Scotland Yard получил право требовать от прохожих открыть лицо, если оно спрятано под маской, капюшоном или никабом. Да это же подлинное попрание святыни – вторжение в частную жизнь одиночки, основной единицы гражданского общества! Поставлена под сомнение даже такая имманентная его ценность, как свобода слова: отныне полиция туманного Альбиона сможет отключать социальные сети типа Facebook при подозрении, что в них ведется организация беспорядков. Именно так поступают власти в солидарных обществах Ирана и Китая, Мьянмы и Белоруссии.
Вместе с тем метастазы гражданского общества очень глубоко и почти повсеместно проникли в общества солидарные. Двадцать лет кряду с помощью рекламных бесов и PR-хитростей впрыскивались сильнейшие потребительские яды, будились самые низменные инстинкты, навязывались заклинания типа «это эффективно работает во всем цивилизованном мире». Ведь почему гражданское общество с бешенством протаскивает идею гей-парадов в экс-советских республиках? Да потому, что «винтик потребления» вправе демонстрировать все, что ему заблагорассудится, включая секс-ориентацию и даже следы операции по смене пола. Педерастический марш – сущая вроде бы чепуха – призван разлагать солидарное общество изнутри.
В 1990-х несчастные «совки», только что лишившиеся Родины и узнавшие слово «дивиденды», давились в очередях, чтобы вручить последние сбережения и деньги от продажи квартир «Чаре», МММ, «Хопру-инвест», «Тибету», AVVA, «Олби-дпломату», «Гермесу», прочему жулью. На протяжении 2000-х те же оболваненные, неумеющие критически относиться к действительности люди вместе со своими подрастающими отпрысками то и дело меняли телефонные трубки и компьютеры, тарифные планы сотовой связи и доступа в Интернет: платили все больше и больше за одни и те же товары и услуги.
Перейдет ли пальма первенства к обществам солидарным? Отчетливо заметно, что безграничная жадность гражданских обществ делает их поведение суицидальным. Представьте-ка частную контору, которая зарегистрирована в Москве и занимается финансовым рейтингованием. Что будет, если эта контора – обоснованно или нет – вдруг возьмет, да и понизит кредитный рейтинг России? По-видимому, очень скоро в офисе конторы состоятся «маски-шоу» с «руками за голову», «лежать мордой в пол», изъятием компьютеров и т.д.
Зато в обществах гражданских агентства Fitch Ratings, Standard & Poor's, Moody’s и иже с ними пользуются всеобщим обожанием, если не обожествлением: вот чьи изречения поистине высекаются в граните! Правда, подобные фирмочки существуют исключительно ради обогащения собственных акционеров, и США наконец-то осмелились расследовать то, каким макаром Standard & Poor's рассчитывает свои рейтинги. Добавьте сюда самоубийственное заигрывание гражданских обществ с исламизмом, и вы поймете, что неукротимая алчность до добра не доведет.
Наиболее яркой иллюстрацией противостояния двух типов обществ представляется Украина, чье население расколото ровно пополам. Одна часть жаждет стать гражданским обществом и громогласно рвется в Евросоюз, в то время как другая часть видит себя исключительно солидарной и молчаливо хочет возвращения в Россию…
Чья в конце концов возьмет? Это уже вопрос для футурологов.
НОВЫЙ АВТОР:
Александр Михайлович Черницкий
Писатель, политолог, публицист, руководитель Института психологического здоровья (Москва). Автор около 40 (с переизданиями) книг для разных целевых аудиторий, выпущенных издательствами России, Белоруссии, Германии в 1996–2011 годах, сотен публикаций в периодике России и ряда других стран. Основные сочинения – по истории и психологии.