ЛЕНИН: УБИТЫЙ ДВАЖДЫ («ЮНОСТЬ», №01, 2014)
"Господа буржуазные индивидуалисты, мы должны сказать вам, что ваши речи об абсолютной свободе одно лицемерие. В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки богачей, не может быть "свободы" реальной и действительной. Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в романах и картинах, проституции в виде "дополнения" к "святому" сценическому искусству? Ведь эта абсолютная свобода есть буржуазная или анархическая фраза (ибо, как миросозерцание, анархизм есть вывернутая наизнанку буржуазность)…"
Это выдержка из статьи Ленина "Партийная организация и партийная литература", написанной аж в 1905 году, в определенное, революционное время. Когда весь мир уже начинал грезить о социализме. Можно запросто убрать слова социализм и коллективизм. Революция и резолюция. Но суть не изменится. Суть статьи, с которой, возможно, вам захочется изучать труды Ленина еще и еще. В первоисточнике, а не по агрессивным "трудам" интернетных критиков. Чтобы самим решить, прав был он или нет. Чтобы самостоятельно понять историю нашего государства, его философию, его мораль, его ошибки, его победы, его поражения.
"Как! закричит, пожалуй, какой-нибудь интеллигент, пылкий сторонник свободы. Как! Вы хотите подчинения коллективности такого тонкого, индивидуального дела, как литературное творчество!" А вот так. Потому что "жить в обществе и быть свободным от общества нельзя". Нельзя было с начала существования на земле. Нельзя теперь. И нельзя будет потом. Или кто-то не согласен, что "свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания."? Или кто-то мечтает попасть в "в плен буржуазно-торгашеских литературных отношений"? Возможно, и мечтает.

Но идея этой статьи - в идейности. В неизбежности идейности литературы и искусства. И только тогда возможны для нее и свобода и всеобщая популярность. И потом, положа руку на сердце, в наш век всеобщей агрессивной свободы разве каждый литератор не партийный? Не важно, что у него нет партбилета. В котором написано, что он принадлежит партии патриотов или демократов, националистов или интернационалистов, партии олигархов или экзархов. Важно другое. И это уже поправка к нынешним обстоятельствам. Всех этих "партийцев" объединяет одно. Как ни парадоксально - приверженность к единой партии - АНТИвласти. И чем больнее и сильнее пнуть власть словом, как ногой, тем больше шансов, что это слово станет популярным и премиальным. Вне зависимости от уровня таланта "партийцев". Вот такая сегодня у нас партийная организация и партийная литература.
Ленин, один из самых известных политических деятелей, такое предвидеть не мог. Он высочайший интеллектуал, владеющий 11 языками не мог предугадать, что народ окажется недостойным ни справедливого общества, ни даже мечты о нем… Что народ не победили. Он сдался сам. И сам добровольно дал себя победить. Но даже по одним названиям ленинских трудов можно изучить и дореволюционную историю России и послереволюционную. А, возможно, лучше всего понять - сегодняшнюю, современную. Нашу с вами историю.
Ленин был уверен, что «Развитие капитализма в России» губительно. Он знал "Как прячут прибыли господа капиталисты". И каково "Издевательство капиталистов над народом". Он знал, каков "Капитализм в сельском хозяйстве", каковы "Капитализм и иммиграция рабочих", "Капитализм и налоги", "Капитализм и "парламент", "Капитализм и печать". И мог одинаково легко оценить "Итоги выборов в Петербурге" и "Итоги и значение президентских выборов в Америке". И "Крупный успех китайской республики". Он понимал «Что делать?», чтобы не получилось «Шаг вперед, два шага назад». Он выступал «О праве наций на самоопределение». И как нужно обратиться "К незаможным селянам Украины". И знал, что такое "Социализм и война" и "Как добиться мира?" Он видел "Левение" буржуазии и задачи пролетариата". И предвидел "Либеральное подкрашивание крепостничества" и особенно " Либеральное развращение рабочих". И, безусловно,"Либеральные надежды на Думу". И представлял себе, что такое "Классовый сдвиг". И представлял, что может сказать "Либеральный профессор о равенстве". Поэтому понимал "Как голосовать на выборах в Петербурге". И спрашивал "Исчезло ли двоевластие?" А еще он был уверен, что "Лучше меньше, да лучше" и "Лучше поздно, чем никогда". А любая "Ложка дегтя в бочке меда" может оказаться для страны смертельной. И не следует забывать, что"Кровавые дни в Москве" возможны. И следует помнить, что такое "Последнее слово русского либерализма". И что такое "Российская "свобода слова". Ко всему прочему "Русский радикал задним умом крепок!" Особенно, когда все громче "Истерика, потерпевших поражение". Особенно, когда народ не различает "Мнимое или действительное болото?"... А еще он разработал «Задачи союзов молодежи». Четко определил «Что такое советская власть?» и каков у нее «Великий почин»… Но главное - "Ясность - прежде всего!"
Рузвельт внимательно изучал труды Ленина, чтобы вывести свою страну из кризиса. Так, об этом свидетельствуют многочисленные одобрительные пометки, оставленные Рузвельтом на полях книги «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»…
Общий тираж произведений В.И.Ленина, изданных в СССР, составлял на 1 июля 1985 года свыше 622 миллионов экземпляров на 68 языках народов СССР и 54 языках народов зарубежных стран. Более чем в пятидесяти странах - Англии и Франции, США и Бразилии, Италии и Швеции, Финляндии и Индии, Чехословакии и Польше, Болгарии, Вьетнаме и других - систематически издавались труды В.И.Ленина. Ныне труды В.И.Ленина изданы в разных странах на 134 языках.
В январе исполняется 90 лет как умер основатель первого в мире Советского социалистического государства. 27 января был сильный трескучий мороз. Пронизывающий холод. На Красной площади раздались звуки траурной музыки. Они смешались с завыванием ледяного ветра и ледяной метели. И льдинки, как слезы, застывали на флагах и транспарантах. На тысячах лицах молчаливо идущих за гробом людей. И сиренами загудели тысяча фабрик и заводов. И грянул залп орудий. Гроб с телом Ленина был перенесен в мавзолей. Новая жизнь, начатая Лениным, продолжалась.
В это же время трудящиеся всего мира прощались со своим вождем и защитником. Остановились работы на фабриках и заводах. Остановились автомобили и поезда. Целых пять минут прогрессивный и трудовой мир молчал. Целых пять минут животного страха для мира реакционного и праздного. Пожалуй, за пять минут, можно перевернуть мир. Или хотя бы сознание мира...
Спустя 70 лет Ленина убили во второй раз. Морально. Оказывается, убить дважды возможно. Еще как. Дважды распять. И второе убийство более изощренное, более бесчестное. Его признали неправым. Впрочем, Ленин был левым. Получается, что остальной мир был прав? Давайте подумаем, каков был этот мир? Насколько добрым, пушистым, милым и справедливым. Давайте вспомним. Этот правый, правый, правый, правый мир. И не забудьте о расстрелах рабочих за рубежом, о массовых митингах и манифестациях протеста, о тюрьмах, наполненных политзаключенными, об экономических и политических кризисах, о голодных, бездомных, безработных. Об "охоте на ведьм", о разминках в виде бомбежек "неугодных стран". И, безусловно, о фашизме. Этот мир был прав? Или правы те, кто сегодня прорубает на гладком асфальте болото? Впрочем, они действительно правые. Очень правые.
Леон Фейхтвангер: «Гуманист» видит свободу в позволении публично бранить правительство. Ленинский подлинный гуманист считает, что свободен тот, кто свободен от страха перед безработицей и голодной старостью, кто свободен от страха за судьбу своих детей…"Теодор Драйзер: " Каков бы ни был ближайший исход этой борьбы, Ленин и его Россия, гуманность и справедливость, которые он внес в управление страной, в конечном счете победят." Бернард Шоу: " Если будущее будет таким, каким его предвидел Ленин, тогда мы все можем улыбаться и смотреть в будущее без страха. Однако если эксперимент его будет сорван и кончится неудачей, если мир будет упорствовать в сохранении капиталистического развития, тогда я должен с большой грустью проститься с вами, мои друзья…" Уинстон Черчилль: "Его предназначение - спасти мир; его метод - взорвать этот мир…»
Ленин лежит в Мавзолее на Красной площади. Недалеко – его соратники и товарищи по идее. Там же возвышается храм Василия Блаженного. И там же – президентская резиденция... Идея, религия, власть. На Красной площади. Триединая основа государства. Кто более матери истории ценен? Судя по всему – сегодня уже никто. По ним играют в хоккей и футбол, устраивают концерты и шоу, катаются на коньках. И перед Лениным, и перед Василием Блаженным, и перед президентом. Весело живем! Показательные выступления для тех, кого сегодня хотят уничтожить. С молчаливого согласия народа. Что ж. Доиграимся, докривляемся, докатаемся. Впрочем, сегодня еще правы те, кто не прав. А завтра еще не наступило…
Каждый великий человек спорен. И каждый великий стремится постигнуть истину. Которая, возможно, и непостижима. Но это не значит, что ее где-то нет. Ленин пытался постигнуть ее по-своему. Нравится нам это или нет. По-своему пытались ее отыскать еще 99 писателей и мыслителей, которые потрясли мир. Нравится нам это или нет.

НИКОЛАЙ ОСТРОВСКИЙ. КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ («ЮНОСТЬ», №02, 2014)
«Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы отданы самому главному в мире: борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее. Охваченный этими мыслями, Корчагин ушел с братского кладбища...»
Еще лет 25 назад эта цитата из романа "Как закалялась сталь" была настолько заученной, настолько замученной, что, казалось, утратила свой абсолютно сокровенный, абсолютно вымученный смысл. Сегодня она выглядит настолько нежданной, настолько негаданной, что вызывает недоумение и абсолютное непонимание этого смысла. И, тем не менее, она остается абсолютно правильной и вчера, и сегодня, и завтра. Ведь от перемены места человека во времени и пространстве смысл жизни его не меняется. Желает он этого или нет.
Островский не мог не написать этот роман. Потому что вся его такая короткая долгая жизнь была романом. Таким художественным и таким сложным. Таким смелым и таким светлым. Таким лиричным и таким драматичным. Вся его жизнь была героическим романом. Роман-эпопея, роман-баталия, роман-история, роман-трагедия. Впрочем, для кого-то сегодня это роман – приключение. А для некоторых просто фантастика. Впрочем, невероятную правду можно назвать фантастикой. И все же она остается правдой.

Островский прожил всего 32 года. Но сколько всего за 32 года… прожито! Из них четырнадцать лет тяжело болел. Последние семь лет был слепым. А «вместо радостной юности, радостного детства нас ждал изнурительный капиталистический труд от утра до поздней ночи буквально за кусок хлеба». С 15 лет будущий писатель в буре Гражданской войны. Он и его товарищи, «Рожденные бурей». И они в этой буре выстояли. Когда погибали в гражданскую, когда строили узкоколейку и умирали от тифа, когда их смертельно ранили бандитские пули. И они все равно победили. Чтобы уже никогда не проиграть. Они никогда и не проиграли. Мы проиграли за них.
После тяжелого ранения, слепой, прикованный к постели, Островский пишет знаменитый роман о становлении Советской власти и героической жизни комсомольца Павла Корчагина - "Как закалялась сталь", ставшим одним из лучших образцов социалистического реализма. По жизни боец, он находит для своей борьбы новое оружие - слово. Он, всю жизнь сражавшийся на передовой, теперь воюет с новыми врагами – своими физическими недугами. Как всю жизнь он их презирал! И они, как назло, словно зная об этом презрении, с новой силой, все чаще и чаще атакуют его со всех сторон . Испытывая и испытывая его снова и снова. На мужество. Как-то в интервью с корреспондентом английской газеты "Ньюс кроникл" писатель сказал:" Я не герой на час. Я победил все трагедии своей жизни: слепоту, неподвижность, безумную боль. Я очень счастливый человек, несмотря на все..."
Николай Островский из жизни дерзко ворвался на страницы своего произведения "Как закалялась сталь" и стал героем романа Павкой Корчагиным. Павка Корчагин дерзко вырвался из романа в жизнь и стал героем. И не только Островским. Он стал Алексеем Маресьевым, Зинаидой Туснолобовой, Николаем Рыбалко, Николаем Бирюковым, Эдуардом Асадовым, Василием Смысловым… Как жаль, что всех не перечислишь... Они смогли не просто выжить и пережить свои болезни и боли. Они смогли гораздо большее. Полюбить от всей души жизнь. И от всей души по-прежнему служить ей. Не только им нужна была жизнь. Они ей были нужны не меньше, а, возможно гораздо, гораздо больше. Потому что жизнь уже знала, на что эти люди способны. На фантастичную правду. Которая оставалась правдой. Они невозможное сделали возможным. Нереальное - реальным. Непреодолимое - преодолимым. Незрячие, неподвижные, испытывающие безумную боль, они видели больше, чем многие. В них энергии было больше, чем у многих. Они чувствовали себя здоровее, чем многие. И главное - они были счастливее многих. И все они говорили приблизительно одно : мы выжили и победили только благодаря Островскому и Корчагину.
Группа гвардейцев-Героев Советского Союза как-то написала в московский дом-музей Н.А. Островского: "И когда мы вернемся домой после победы, мы принесем вам не один томик "Как закалялась сталь" с простреленными и обожженными страницами, чтобы могли видеть, как вместе с нами на всех фронтах сражался за Родину ее бессмертный сын, наш друг и брат Корчагин-Островский..." И еще : "Жаль, что нет обычая награждать книги..." Без преувеличения, "Как закалялась сталь" достойна самой высокой боевой награды.
Кстати, для этого и повод есть. В этом году исполняется 80 лет как в 1934 году журнал «Молодая гвардия» опубликовал этот роман, а в сентябре мы будем отмечать 110 лет со дня рождения самого Николая Алексеевича Островского.
Однажды Горький изрек: "Есть только две формы жизни: гниение и горение..." Не нужно быть мудрецом, чтобы понять, какая жизнь была у Николая Островского. И не нужно быть слишком умным, чтобы понять, кто до сих пор смеет бросать камни в личность писателя Островского и комсомольца Корчагина. И они смеют! Еще как! Те, кто так и не понял смысл единственной своей жизни и кому нисколько не больно за бесцельно прожитые годы. И кого не сжигает позор. Это те, кто выбрал не горение, а гниение. По-прежнему зная, что жизнь дается один только раз.
Советский режиссер, народный артист Республики В. Мейерхольд вспоминал: «Я имел однодневную беседу со Львом Толстым, много беседовал с Антоном Чеховым – и Николая Островского я ставлю третьим. Такая необычная культура, такое необычное проникновение в правду жизни, такая способность понимать, что такое искусство».
«Дорогой друг Николай Островский! – писал французский писатель, лауреат Нобелевской премии Ромен Роллан. - Ваше имя для меня синоним редчайшего и чистейшего нравственного мужества. Ваша жизнь есть и будет светочем для многих тысяч людей. Вы останетесь для мира благотворным, возвышающим примером победы духа над предательством индивидуальной судьбы. Вы стали единым целым с Вашим великим освобожденным и воскресшим народом». Посетивший в 1936 году Союз другой знаменитый француз Андре Жид, будущий лауреат Нобелевской премии, также встречался с Николаем Островским. В своем «Возвращении из СССР» он написал об этой встрече: «Я не могу говорить об Островском, не испытывая чувства глубочайшего уважения. Если бы мы были не в СССР, я бы сказал: “Это святой”. Религия не создала более прекрасного лица. Вот наглядное доказательство того, что святых рождает не только религия. Достаточно горячего убеждения, без надежды на будущее вознаграждение. Ничего, кроме удовлетворения от сознания выполненного сурового долга…» Еще один французский писатель, лауреат Гонкуровской премии Анри Барбюс назвал Николая Алексеевича "советским Иисусом Христом".
Именем Николая Островского названа планета Солнечной системы. А может он и впрямь был человеком с другой планеты? На которую нам уже никогда, никогда не попасть. Впрочем, как знать... Если звезда Островского по-прежнему светит, горит, пылает. Как и звезды еще 99 писателей, которые потрясли мир.

ВИКТОР ГЮГО. ГАВРОШ И ОТВЕРЖЕННЫЕ («ЮНОСТЬ», №03, 2014)
Гюго писал около семидесяти лет. По сути, он всю жизнь писал об отверженных. "Я всем поверженным и угнетенным друг". По сути, он всю жизнь писал "Отверженные". 26 томов стихотворений, 20 томов романов, 12 томов драм, 21 том философских и теоретических работ. Всего79 томов! Под одним названием - "Отверженные". Хотя сам он никогда отверженным не был... Он родился в семье наполеоновского генерала, с детства много путешествовал. С ранней юности получал награды и литературные премии. И с ранней молодости познал успех. Который ему никогда не изменял. Он был членом Французской академии. Он был членом Национального собрания. Он одно время даже был сенатором. В день 79-летия писателя во Франции объявили настоящий национальный праздник. Его дом завалили цветами. В сотый раз шел спектакль «Эрнани» с участием Сары Бернар. В день смерти писателя в возрасте 83 лет во Франции объявили национальный траур, продолжавшийся десять дней. В церемонии торжественных похорон участвовало около миллиона человек. А в 1952 году по призыву Всемирного совета мира прогрессивная общественность широко отметила 150-летие со дня рождения Виктора Гюго. Великому французскому писателю справедливо рукоплескал весь мир. Успешная творческая судьба. И при жизни. И после нее. И все же...

Его творческая судьба, как и его жизнь - это противоречия и парадоксы. Он был идеалистом и реалистом. Романтиком и прагматиком. Он хотели примирить непримиримое. И верил, что жестокость, подлость и зло можно спасти милосердием. Его много публиковали, его много восхваляли. И при жизни, что редкость. И после нее. Его много критиковали и много запрещали. Что не редкость. И при жизни, и после нее. Он не один раз платил и за вольнолюбивые взгляды. И за яркий талант. И за революционность суждений. "Революция не случайность, а необходимость...Она есть потому, что ей следует быть".
Долгая, бурная жизнь Виктора Гюго - целая историческая эпоха. Долгая эпоха бурной революционной Франции. Буржуазная революция 1789 года. Революции и народные восстания 1893-1834 и 1848 годов. Наконец, первая пролетарская революция - Парижская коммуна 1871-го. Это его жизнь и это его творчество. Это его революции и его эволюция. Как поэта. Как гражданина. Как человека. Мятеж в "Соборе Парижской богоматери" перерастает в республиканское восстание "Отверженных" и заканчивается апофеозом революции "Девяносто третьего года". А ведь Гюго всегда мог быть осыпан королевскими почестями, быть благополучным буржуа и пэром Франции. Но он выбрал другую дорогу. Дорогу сопротивления. Которая увела его из родной Франции, но привела к сердцу простого народа. Почти 20 лет он находился в изгнании ("Вернусь во Францию тогда, когда туда вернется свобода"). Он потерял все, но он сохранил честь. Вместе с ним сохранила честь Франция. И она была ему всегда благодарна.
Хотя врагов у него было немало. И при жизни, и после нее. И после нее, возможно, даже больше. Кто пытался и пытается до сих пор принизить, унизить, осквернить, очернить, оспорить его неоспоримый гений. Не зря Ромен Роллан как-то заметил, что самый верный путь во Французскую Академию - "втоптать в грязь Виктора Гюго". Может, потому, что он еще в 1870 призывал народ к борьбе с пруссами: "Организуем грозную борьбу за родину... Защищайте Францию героически, с отчаянием, с нежностью! Будьте грозны, о патриоты!” Спустя 70 лет новым аккордом зазвучал гневный голос Гюго. И французский народ его вновь услышал. Фашисты Гюго этого не простили. И безжалостно уничтожили бронзовый памятник великому писателю в Париже. Впрочем, разве могли его простить и буржуа, когда о них он с откровенной неприязнью писал в Отверженных: "В глубине их совести такой навоз, такая клоака, что от них шарахнется любая коровница, сморкающаяся в руку". И уже после войны во время празднования 2000-летия Парижа на место, где раньше возвышалась бронзовая статуя, вандалы втащили модель фордовского автомобиля.
И все же сам Гюго никогда отверженным не был. И тем более ценен его талант, посвященный отверженным, выброшенным за борт жизни. "Малым и несчастным". Отверженные - это и бывший каторжник, и проститутка, и беспризорные дети. Это они отлучены от света, радости, мира. Отлучены от человеческих прав. Тот, кто с высоты не боится смотреть вниз и не боится оказаться внизу, чтобы помочь другим подняться наверх - обречен на бессмертие. Потому и бессмертен его главный роман-эпопея "Отверженные". "Общество, которое допускает бедность и несчастье, человечество, которое допускает войну, мне кажется обществом и человечеством низшего рода, а я стремлюсь к обществу и человечеству высшему..."
Гюго справедливо считал, что в искусстве и литературе надо изображать не обыденное, а исключительное. Он тысячу раз прав. Жизнь мы можем вдоволь почерпнуть из газет и из собственной жизни. Мы знаем, как мы живем. Но мы не всегда знаем, как нам жить. Вернее мы почти никогда этого не знаем. Литература и искусство, пожалуй, первые, а, возможно, единственные, кто нам сможет ненавязчиво помочь разобраться в жизни. И в смерти. Литература и искусство, возможно, единственные, кто способен возвысить обыденное, мелкое сделать великим и даже исправить зло. Путем милосердия. Как мечтал об этом Гюго.
На протяжении всей книги длится внутренний спор революционера с проповедником. Это в том числе спор Гюго-идеалиста с Гюго-бунтарем. Писатель не стесняется быть откровенным романтиком. И мечтателем. Откровенным философом. И даже моралистом. И мир писателя откровенно и вызывающе контрастен. По левую сторону добро. По правую - зло. И предельно ясно на чьей стороне автор. Добро и зло воюют между собой. Иногда на смерть. Иногда сами с собой. Иногда в человеке. Чаще всего - в обществе. И герои Гюго откровенно хорошие или плохие. И хорошие зачастую верят, что смогут исправить плохих. Духовным возрождением.. Как искренне верил в это писатель.
Его герои и подчинялись ему, и нет. Милосердие зачастую исправляло их (как главного героя, бывшего каторжника Жана Вальжана), но помимо воли автора они частенько выходили на баррикады. И там погибали. Даже дети. Как этот милый чумазый оборвыш Гаврош. Этот трогательный и щедрый мальчишка. Этот озорной и смелый сорванец в большой кепке. История Гавроша - одна из самых трогательных в мировой литературе. Это маленький рассказ "как маленький мальчик и большой герой был убит" гармонично ложится в большой роман. Книжка в книге, как и сказ о Мальчише-Кибальчише.
Кульминационные главы - бои на баррикадах. В том числе смерть Гавроша под его веселую песенку. Одна пуля - новый куплет, вторая, третья, четвертая - новый куплет. Беспорядочность и жестокость выстрелов. Под беззаботную песенку Гавроша. И вот пуля, которая не ошиблась. Тонкая струйка крови потекла по лицу мальчишки, а он снова запел. Его песню мы так и не услышали, автор нам ее не сочинил, это было не нужно. Но почему эта веселая песенка Гавроша заставляет плакать детей?! Которые еще могут думать, что зло возможно победить одним милосердием. И взрослых, которые уже так не думать не могут. Хотя именно Гаврош, как и Жан Вальжан, воплощает лучшую особенность отверженного народа - милосердие.
Роман "Отверженные" становится истинно народным. Авантюра становится классовой драмой. Романтика - героикой. Проповедование - философией. Его автор - бессмертным. И не только во Франции. Роман сразу же перевели на многие европейские языки. Царь Александр II посчитал книгу опасной для общества и издание ее приостановили. Русские запоем читают ее по-французски. "Отверженные" становится любимым произведением Достоевского и Некрасова, Салтыкова-Щедрина и Толстого.
16 сентября 1862 года в Брюсселе на банкете устроенном в честь романа «Отверженные», Гюго сказал: «Одиннадцать лет назад вы провожали почти совсем молодого человека, сейчас перед вами старик. Волосы изменились, сердце — нет». Его пощадило время. И при жизни. И после нее.
«Время, стирающее с лица земли холмы и пригорки, щадит высокие горы. Над океаном забвения, поглотившим столько творений XIX века, архипелаг Гюго гордо вздымает свои вершины, увенчанные яркими образами», - написал Андрэ Моруа. Океан забвения поглощал пригорки и XVIII века, и XIX, и XX. Неизбежно он поглотит и пригорки XXI. Сколько бы на этих пригорках не толпилось «успешных» сочинителей, забрасывающих друг друга комочками грязи. А вечно цветущие вершины Виктора Гюго бесспорно останутся. Навсегда. Как и вершины еще 99 писателей, которые потрясли мир.

ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ. "СТИХИ О СОВЕТСКОМ ПАСПОРТЕ" («ЮНОСТЬ», №04, 2014)
"Быть Маяковским очень трудно", - точно изрек Корней Чуковский. Еще как трудно! Как трудно быть красивым, как трудно быть смелым, как трудно быть совестливым, как трудно быть идейным и как трудно по-настоящему любить свою многонациональную родину. Как трудно быть, в конце концов, гениальным! А если этого слишком? А если всё это в одном лице? А если всё это вмещается в одну жизнь? Такую короткую, такую пламенную жизнь.
А жизни у него было всего 37 лет. Человек-триумф. Советский поэт-новатор, драматург, публицист, художник, революционер. В революционную борьбу вступил в 15 лет и остался верен ей до конца жизни. Еще в юности трижды подвергался арестам. По силе, мощи, новаторству поэзии Маяковскому нет равных.
Творчество Маяковского – это летопись нашей страны. Это гимн советскому человеку. Это триумф победы над злом. Пожалуй, после Пушкина лишь Маяковский совершил новый рывок в развитие русской поэзии и русского языка. Хаос рифм он сумел сделать гармонией. Беспорядок ритмов он сумел превратить в музыку. И эту музыку хочется слушать. И даже если ее читаешь с листа - она слышится, громко, еще громче, еще и еще. Уверенно, во весь голос. Более того, Маяковский утверждал, что поэт – это, прежде всего, боец. «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо!..» Впрочем, раньше все поэты были бойцами. Но таким бойцом первым стал Маяковский. Свою поэтику и патетику, свой пафос и эпос, свой оптимизм и авангардизм, свое жизнелюбие и свою жизнь он отдал новой стране, «чтобы выволочь республику из грязи», чтобы защитить «мою революцию».

Интернационалист по убеждению, интернационалист по происхождению. Русский, украинец, грузин? Он называл себя советским поэтом. Потому что жил в Стране Советов. "Читайте, завидуйте, я гражданин Советского Союза!" Уже нет Советского Союза, уже нет понятия - советский гражданин. А Маяковский останется. Советский поэт Маяковский. И не только он...
Маяковского переводить сложно, точнее - невозможно. И тем не менее он был одним из самых переводимых поэтов молодой республики. Еще при жизни. Очередной парадокс. Его переводили на английский, французский, немецкий, чешский, польский. И даже на японский, корейский, китайский. Он издавался в Индии! И это при таком изобилии авторских символов, неповторимой стилистике, вызывающих неологизмов и прочих всяких измов! Плюс, безусловно, политичность и идейность нашей страны. Еще один вызов автора. Меня перевести невозможно! Но пробуйте - я переводим! Маяковский стал учителем для Луи Арагона, Пабло Неруда, Иоганнеса Бехера.
И парадокс ли это? Загадка ли это? Или все проще. Маяковский - это человек будущего. И поэт будущего. Не смотря на то, что он воспевал конкретную эпоху конкретной страны. Сколько мы бы не читали его вчера, сколько бы не читали сегодня. Он еще впереди. Он улыбается своей широкой улыбкой. Он переминает свою папиросу с уголка левого в правый. И наоборот. Попробуйте, догоните. Эпоха, которую пел Маяковский, давно ушла в прошлое. А он ушел в будущее. И в прошлом, и в будущем остался "Владимир Маяковский", который запросто умел сыграть на "Флейте-позвоночнике", который четко знал "Что такое хорошо и что такое плохо?" и где "Война и мир". И в прошлом, и в будущем остался его "Владимир Ильич Ленин" и посвящение его погибшему "Товарищу Нетте, пароходу и человеку". И даже при этом Маяковский "Во весь голос" заявлял: всё будет "Хорошо!"
Конечно, будет. Будем надеяться, будет. И хорошо будет. И будущее будет. Для нашей страны. И особенно в это веришь, когда веришь в "Стихи о советском паспорте". Когда-то они были обязательными, хрестоматийными. Без них не обходился ни один праздничный вечер. И каждый школьник их знал наизусть. Возможно, потому они обесценились. Потом они обесценились вместе со страной. И фактически были забыты. Пожалуй, пришло время вспомнить. И Родину, и Маяковского, и паспорт. Даже если государство уже другое. И герб другой. И флаг. И это уже не "молоткастая, серпастая... краснокожая паспортина". А Родина осталась. И "Стихи о советском паспорте", возможно, теперь звучат с новой силой. Силой голоса Маяковского. Человека и гражданина. Поэта и пророка. Патриота и интернационалиста.
Маяковский часто бывал за границей, достойно представляя молодую республику Советов. Он прекрасно знал, чем сильнее мы становимся, тем сильнее ненависть к нам. Более того, он прекрасно знал, что это, увы, надолго, если не навсегда. И сколько бы мы не делали реверансов в сторону Запада, сколько бы не шли на уступки, сколько бы не принимали их игр в демократию, более того - игру в капитализм, они нас любить не будут. Есть такая международная профессия - нас не любить. И Маяковский дает достойный ответ своими стихами о паспорте. В том числе и за нас, ныне живущих. "К любым / чертям с матерями / катись / любая бумажка. / Но эту...
Самое поразительное, что почти 100 лет прошло с написания стихотворения, практически ничего не изменилось. Также "c почтеньем / берут, например, / паспорта / с двухспальным / английским левою." Также "берут, / как будто берут чаевые, / паспорт / американца." Также "на польский - / выпяливают глаза / в тугой / полицейской слоновости - / откуда, мол, / и что это за / географические новости?" Также "и чувств / никаких / не изведав, / берут, / не моргнув, / паспорта датчан / и разных / прочих / шведов"./
Вообще, такой короткий стих - и такие яркие персонажи, такая мощная драматургия, такая незабываемая коллизия! В одном стихе.. Где отражается и сила нашей Родины, и вечный страх перед нашей страной. Пожалуй, с такими поэтами, как Маяковский, можно быть уверенным в будущем нашей державы. Без преувеличения, Маяковский нас учит гордиться своей страной. И есть чему у него поучиться. «Маяковского нужно читать всем вместе, чуть ли не хором (ором, собором), во всяком случае, вслух и возможно громче, что с каждым читавшим и происходит. Всем залом. Всем веком», - писала Марина Цветаева. И так – за веком век.
Маяковский погиб 84 года назад, в апреле. И его смерть до сих пор склоняют со всех сторон. Любят у нас про смерть. Ведь жизни так мало осталось на каждого. Настоящей жизни. В которой жил Маяковский… Считают, что его убило НКВД. А кого оно только не убило? Кажется, уже всех. Разве что только не Пушкина… И то можно поспорить... Ведь в 37-м погиб, ну и что, что в другом веке. Все равно виновато НКВД: «А часовню тоже я развалил?..» Только не понятно, кто же остались? И кто тогда мог создать такое уникальное государство? Когда всех убили?..
Маяковский сам поставил точку в своей жизни. И после него остался восклицательный знак.
Его памятник сейчас стоит на Триумфальной площади (до 92-го – площади Маяковского). Ну и пусть изменили название. Все равно этот человек – триумф. Над бездарностью, пошлостью, низостью, аполитичностью и равнодушием. Этот человек – триумф государства, которое было и, наверняка, когда-нибудь, ну когда-нибудь, еще будет. Не потому ли и теперь многие его хотят принизить, обезобразить и просто убить. Но как можно принизить высоту? Как можно обезобразить талант, если он бесконечно прекрасен. Как можно уничтожить жизнь. Если она дана на века. Пусть и не здесь… Вы просто подойдите к памятнику на… Триумфальной площади и посмотрите на него. Снизу вверх… Владимир Владимирович!.. Сверху вниз – никогда не получится.
«Послушайте! / Ведь если звезды зажигают – / значит – это кому-нибудь нужно?..» Его звезда одна из самых ярких на поэтическом небосклоне. И загасить ее не получается. И не получится. Потому что это всегда кому-нибудь нужно. Сегодня, возможно, как никогда... "Значит — это необходимо, / Чтобы каждый вечер / Над крышами / Загоралась хоть одна звезда!.." Она обязательно загорается. Каждый вечер. Звезда Маяковского. Как и звезды еще 99 писателей, которые потрясли мир.

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ ФАДЕЕВ. «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ» («ЮНОСТЬ», №05, 2014)
И все-таки ему было проще. Александру Александровичу Фадееву. Как ни дико это звучит. И всё равно проще. Ему, прожившему такую непростую жизнь. Родившемуся в семье профессиональных русских революционеров. И самому ставшим убежденным революционером. Ему, воевавшему в Гражданскую войну. В Особом Коммунистическом отряде красных партизан против Колчака, в подавлении Кронштадтского мятежа. Ему, активно занимающемуся партийной деятельностью после революции. Ему, ведущему общественную литературную работу… И всё равно ему было проще. Как ни дико это звучит… Даже когда был на Ленинградском фронте. Даже когда три месяца смотрел прямо в лицо смерти. От невозможности жить. Смерти детей, смерти женщин, смерти стариков. Смерти людей, наших людей. От невозможности жить. Смерти в блокадном Ленинграде. И все-таки ему было проще. И даже взлет вверх, на литературный Олимп. И даже падение вниз - с литературного Олимпа… И всё равно ему было проще. И даже, даже смерть. Которую он выбрал сам для себя. Всё равно, всё равно проще. Как ни дико это звучит…

Он прожил пламенную жизнь. Он выбрал пламенную смерть. Но самое страшное - это когда память тушат как обыкновенный окурок. Обыкновенный. Ничтожные люди, которые просто могут курить. И смеяться. И еще - тушить память. Как окурок. Смеющийся окурок.
И все-таки ему было проще. Потому что мир - вообще проще. И жизнь, как ни банально звучит, очень проста. Он знал, что такое добро и зло. И только здесь проходит граница. И только здесь выдаются паспорта и визы. А остальное... Так просто.
Только поэтому Фадеев написал очень простой роман "Молодая гвардия". Только поэтому этот простой роман до сих пор может помочь. Всем нам. Помочь не просто выжить. Но еще и понять. Где эта граница. Добра и зла. И на чьей мы стороне. И за что? За что мы боремся. И за что нам всё это выпало.
Впрочем, в каждой мировой литературе есть своя библия. Хотя Библия неизбежно остается для всех... В каждой мировой литературе есть то, что обязательно нужно прочесть. В нашей, русской, в нашей, советской - это "Молодая гвардия". И не один священник этого не сможет отрицать! И ни одна религия. Это книга про верующих людей и про их настоящую веру.
Есть странная история в истории литературе. Можно не читать, но думаешь, что и прочитал. Это и Онегин. Это и Овод. Это и Анна Каренина. Вроде бы и прочитал. Но понимаешь - что нет. Непонятно о чем это говорит: о именах нарицательных или о силе произведения. Наверное, все равно - о силе. Но "Молодая гвардия" именно из этих, очень сильных произведениях. Если кто-то даже его не читал, он уже все равно знает куда идти. И за что. Это и есть сила.
Фадеев написал именно сильный роман. Уже потом можно сказать, что талантливый или гениальный. Он написал роман, который не просто помогал и помогает жить. А жить, зная, что все равно умрешь. Многие ли понимают это? Когда все равно умрешь... А если умрешь во имя Победы?
Фадеев родился не на Украине. И не жил там. Он был просто советским писателем, который написал роман об украинском городе Краснодон, оккупированном фашистами, о юных украинских комсомольцах, которые даже без помощи взрослых создали свою подпольную организацию. И у каждого была своя жизнь. И она была! Если бы не фашисты… У Олега Кошевого, очень правильного и идейного, в свои юные годы знавшего, что может знать... У Ульяны Громовой, умной девочки, постоянно читающей классиков. У Любы Шевцовой, мечтающей стать артисткой… У всех, всех молодогвардейцев…
Ведь всё проще... Фадеев сделал, создал намеренное количество контрастов. Да, есть жизнь и смерь. Есть черное и белое. Есть добро и зло. И больше - вообще ничего… А потому молодогвардейцы ведут открытую борьбу. Один на один. Они – и фашисты! Выхода нет. И все! И они победили! Они, комсомольцы-молодогвардейцы, зверски замученные фашистами. А еще – и мы. Так что и мы обязаны победить. Мы, на которых наступают новые фашисты…
Это было настоящее поколение. Целое поколение настоящих людей. Которое не сломалось. Которое во весь рост поднялось на борьбу с врагом. Не на жизнь, а на смерть… И их борьбу венчает "Интернационал". В конце романа. В конце из жизни…
Оказывается, сложной оказалась не жизнь. И даже не смерть. Сложным оказалось всё, что после. И это уже звучит дико. Оказывается, можно уничтожать и прошедшую жизнь, и прошедшую смерть. Проще говоря - память. Неизвестно, как это можно пережить. Даже после жизни. Мы переживем. Должны пережить. Даже это.
"И что бы ни делали, ни думали, ни говорили люди в этом великом потоке людского горя — шутили ли они, придремывали, кормили детей, заводили знакомства, поили лошадей у редких колодцев, — за всем этим и надо всем незримо простиралась черная тень, надвигавшаяся из-за спины, простершая крылья уже где-то на севере и на юге, распространявшаяся по степи ещё быстрее, чем этот поток. И ощущение того, что они вынужденно покидают родную землю, близких людей, бегут в безвестность и что сила, бросившая эту черную тень, может настигнуть и раздавить их, — тяжестью лежало на сердце у каждого…"
Черная тень. На каждого. И на маленький Краснодон. И на большую Москву. Черная тень. Как сегодня. Черная тень на сердце. Избежим ли мы ее? Даже если сделаем кардиограмму. Если есть сердце - да. А если его нет - как у многих? Впрочем, многих не так уж и много… И это знали молодогвардейцы. Украинские воины, которые смогли победить смерть. И сохранить свои сердца. Навсегда. Даже если рушат памятники. Сердце ведь не разрушишь. Даже после смерти…
У нас давно не было молодогвардейцев. Увы, но – даже такой ценой - они сегодня уже появились… У нас давно не было героев. Увы, но – даже такой ценой - они стали рождаться… Наконец-то! Как ни дико это звучит. Потому что государство без героев - это уже не государство. Не наше государство…
У нас все равно осталась страна. Страна Пушкина, который не из русских. Достоевского, который не из русских. Гоголя, который не из русских. Шевченко, который не из русских. Колоса, который не из русских. Джалиля, который не из русских. И Межелайтиса, который тоже не из русских… Такая страна. Русская. И мы ее очень любим. Во всяком случае - мы ее очень и очень полюбим. Сейчас.
Ведь всё гораздо проще. Это зло всегда наступает на пятки. Ведь легче обернуться. И остановиться… А добро всегда бежит впереди. И его еще нужно догнать. И очень постараться. Приложить много усилий. Чтобы догнать… Фадеев всегда бежал впереди. Бежал до конца. И мучился, и пытался. Он не оборачивался. На зло. И не останавливался. Как и еще 99 писателей, которые потрясли мир.

ВАЛЕНТИН ПЕТРОВИЧ КАТАЕВ. ВОЛНЫ ЧЕРНОГО МОРЯ ОДЕССЫ («ЮНОСТЬ», №06, 2014)
Он знал, что такое война. Он сам пережил три войны. И воевал на трех войнах. Первой мировой. Гражданской. Великой Отечественной... Но в эту войну, весной 2014 года на Украине, войну против собственного народа, он, закаленный фронтовик, никогда, никогда бы всё равно не поверил. Войну против себя лично в том числе... Писатель, драматург, поэт, сценарист, публицист. Герой Социалистического Труда, он также был награжден тремя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени , орденом Дружбы народов и Сталинской премией. И еще - он был просто одесситом. Валентин Петрович Катаев.
Нет, он бы не поверил. В такое невозможно поверить. Когда, через столько десятков лет вновь расстреливают его детство. Его Куликово поле, где он родился. Где сегодня, в центре прекрасной Одессы, живьем сожгли его земляков, загнав их в фашистские топки. Где изуверствовали и добивали... Он бы никогда не поверил. Что эту трагедию в его родном городе назовут Одесской Хатынью... Неужели всё было зря? Неужели?
Вы не поверите, Валентин Петрович Катаев, но такое случилось. Но, возможно, одно хорошо - вы этого уже не узнаете, чтобы поверить. Вы, человек с неоднозначным характером. И однозначно великим талантом. Однозначно великой, тяжелой судьбой. И таким легким неистребимым одесским акцентом.
Неужели всё было зря? Когда Катаев, родившейся в семье русских интеллигентов, зачитывался романтизмом Пушкина. И магнетизм Гоголя. И скептицизмом Лермонтова. И трагизмом Шевченко. И для него они были - великие русские писатели. Он понял, вобрал, а потом сочинил от них и за них всё. И всю жизнь был им благодарен. Как был благодарен и великой России. А потом уже - СССР... Россию и Украину он любил одинаково. Впрочем, он просто любил свою Родину.

"И рухнуло иноземное иго, идущее с запада, а вместе с ним рухнула и прочая мелкая реакционно-националистическая сволочь – все эти гетманы, петлюры, махны, кистяковские, винниченки, гайдамаки, синие жупаны и прочая, прочая, которая под желто-блакитным флагом якобы «вильной Украины» хотела надеть на нее старую, помещичье-капиталистическую сбрую и заставить тащить старый воз с новым, немецким кучером..." Это из его статьи "Ясный и радостный мир". Тот ясный и радостный мир, который в очередной раз сегодня сожгли...
Неужели всё было зря? Когда Первая мировая, когда добровольцем... И дважды ранен, потом контужен, потом отравлен фосгеном. И ордена, тоже зря? И очерки, и рассказы. Зря? Когда революция и борьба за Советскую власть. И вновь - участие в Бюро Украинской печати, создание лозунгов и листовок. И участие в больших боях Красной Армии, командуя артиллеристской батареей под Лозовой.
И потом - работа в "Труде", "Правде", "Гудке", "Крокодиле". Пьесы, повести, сценарии, фельетоны... И еще - строительство Магнитогорска, когда неизбежно "Время - вперед!" Для него оно шло только вперед. Неужели зря? И неужели так легко, так легко это время повернуть вспять? Он все равно бы в это не поверил... Особенно, когда вновь война. Зря? Работа в Радиокомитете и в Совинформбюро? Или военкорром "Правды" и "Красной звезды"? Когда писатель выезжал на фронт, то сам участвовал в сражениях на Волоколамском направлении, подо Ржевом, на Орловско-Курской дуге, под Уманью, Кодымой, Яссами... Штык и перо. Зря?
Неужели, всё было зря? Когда у пятилетнего Катаева умерла мама, он сказал после похорон, так просто: "Я все должен рассказать маме". Он рассказал стихами. Которые сочинились в десять лет.
Он всегда говорил, что у него два кумира - Маяковский и Бунин. Значит, без Бунина и Маяковского - не хочу быть Катаевым? Буду, конечно, но не хочу. Вот, пожалуй, его литературный поиск. На всю жизнь.. Они ему помогли. И он им тоже. Он их оценил. И они его - тоже. В этом, пожалуй, Катаев.
Бунин и Маяковский. Один возненавидел советскую власть, второй ее искренне воспел. Оба гениальны. И уже не имеет смысла - кто же более. Между ними был гениальный соцреалист, романист и даже футурист Валентин Катаев. Спор разрешен: "У них у обоих учился я видеть мир - у Бунина и у Маяковского... Но мир-то был разный". Он и теперь разный. Но, наверно, уже после Хатынской Одессы, по-другому разный.
В 1936 году вышла одна из лучших книг нашей литературы о детях и для детей - "Белеет парус одинокий". Она сразу же покорила всех, также как и знаменитая дилогия Марка Твена о Томе Сойере и Геке Финне.
Повесть прочитал и Бунин. И очень хвалил ее... Как-то Катаев описал встречу со вдовой Бунина. Он недоумевал: «Зачем он уехал за границу? Ради чего?» Зная, какие ничтожные тиражи у бунинских произведений. Ответ был один. Простой. Как и теперь: «Ради свободы, независимости». Ответ Катаева не менее прост: «Я понял: Бунин променял две самые драгоценные вещи – Родину и Революцию – на чечевичную похлебку так называемой свободы и так называемой независимости...» Насколько же он был прав! Мы теперь это хорошо понимаем. Хотя и сейчас некоторые будут любить Бунина только за то, что он уехал. А Катаева ненавидеть - за то, что остался. Видимо, понятие "Родина" более эфемерное, чем "похлебка". Особенно, если эта похлебка с Майдана.
Повесть "Белеет парус одинокий" - о нашей Родине все-таки. А не о похлебке, которую предлагают на Майдане взамен ее. О Родине, которую так любил Катаев. И еще - о любимой Одессе. Где и язык одесский - персонаж, и одесские мальчишки - персонажи, и сама Одесса - персонаж. В 1905 году. Тогда - года трагедий... Сегодня эти годы можно назвать еще и годами приключений. Ведь всё со временем романтизируется. Не знаю - плохо это или не так уж.
Главный герой повести - Петя Бачей, наверное, автогерой. Это Катаев. Образ Павлика (брата Пети) возможно списан с младшего брата самого автора — Евгения Петровича Катаева, известного писателя под псевдонимом Евгений Петров. Это его с Ильей Ильфом сатирические романы «12 стульев» и «Золотой теленок».А Бачей — это девичья фамилия матери писателя. А еще есть персонаж - язык одесситов. И море - тоже персонаж. И природа...
Двое мальчишек повести Гаврик и Петя сразу все понимают. Не то чтобы понимают смерть. Возможно, ее в детстве еще не так осознают. А скорее - понимают жизни, ее неправильность. И ее несправедливость. Они, безусловно, жаждут героики. И они ее находят. В образе легендарного корабля... Он белел, как лермонтовский парус. Одинокий. Но они непременно хотели, чтобы он плыл не один. И они доплывут на нем, обязательно доплывут. Наверно, к берегам любимой Одессы. Которая омывается волнами Черного моря. И в которой волны черного дыма невозможны. Они того не позволят. Никогда... Эта повесть - оптимизм и вера в победу. И они победят. Уже потом, все дальше и настойчивее они будут приближаться к победе. И, безусловно, к жизни. Настоящей. Умной. Порядочной. И, как говорится, цивилизованной. Они придут к победе. Через "Катакомбы", маленький "Хуторок в степи", через "Зимний ветер". Через всё, что может уложиться в волны Черного моря. Что и составляет тетралогию "Волны Черного моря". А не волны черного дыма Одессы... Которую мы видим сейчас. И которую, слава Богу, они не увидели. И не поверили бы...
Валентин Катаев создал, сочинил, соорудил журнал "Юность". Был ее главным редактором. Он открыл для нее и новый соцреализм, и новый романтизм и даже новый оптимизм. Он, несмотря на трагику жизни, был удачлив. "Юность" тоже ждала удача. Всех многих десятилетий. Какими бы тяжелыми они ни были. Катаев был счастлив. Как и "Юность". Впрочем, разве юность сама по себе не счастлива? Потому что юность может закончится, а вот "Юность" - никогда. Она всегда - открытие. И всегда подвиг. Во всяком случае - место для подвига. И это тоже - Катаев...
А вообще, Одесса - любимый герой и очерков Катаева, и его рассказов, и повестей, и романов. И, безусловно, жизни. Одесса - его любимый герой жизни. И уже после Великой Отечественной - любимый город-герой.
Не уверена, остался ли еще какой-то талантливый писатель, которого бы не окатили грязной волной нынешнего времени. Вряд ли. Талант непростителен и при жизни, и после нее. Это бездари барахтаются в чистой луже. Потому что никому не нужны. Потому что безопасны в своей бездарности. А волны Черного моря всегда и во все времена будут выбрасывать на берег тину, мелкие камешки и мусор. А на волнах Черного моря обязательно будет белеть одинокий парус. Даже если где-то совсем рядом враг по-прежнему будет рыть катакомбы. Все и разгуляются зимние ветры... Даже если снова война. Мы не сможем не победить.
И все-таки стреляют. До сих пор. И даже словами. Зачем? Если уже есть настоящие пули? Зачем? Ах, да, после смерти пулями невозможно... Странно, неужели больше не в кого стрелять. Это более чем странно.
Впрочем, с мертвыми вести диалог просто. Они не могут ответить. С живыми - сложнее, но их все равно можно убить... Вот так. Вначале - слово. Потом - козни. Потом можно дойти и выстрелов. А потом и до Одесской Хатыни... Ведь так всё и начинается. Вначале слово - а потом все остальное.
Мертвые не могут ответить. И все же отвечают. Своей совестью, своей порядочностью, своей жизнью, прожитой далеко, далеко, далеко не зря. Просто своим талантом... Как отвечает из Одессы Валентин Катаев. Как до сих пор отвечают после смерти еще 99 писателей, которые потрясли мир. ▲