ТРАГИЧЕСКАЯ ОДНОСТОРОННОСТЬ / Левая идея и Русская идея / Александр Дерюгин, Симферополь (2 часть)

Демократический метод направлен  на большинство, а не на отдельных учащихся. С другой стороны, нельзя пожертвовать несколькими, даже одним, ради большинства. Для этого учитель должен владеть несколькими уровнями дедукции и соответствующей индукцией, даже многообразием их,уметь поднимать и опускать ее общность (цену). Включается обратная связь, учитель учитывает индивидуальные особенности учащихся, сообразуясь с ней, он подбирает способ изложения, цену дедукции и индукции. Этот педагогический механизм спроса и предложения той же природы, что и рыночный механизм. Его осуществляет принцип управления-обучения, который приводит к многоуровневой системе обучения, т.к. позволяет ослаблять степень дедукции, увеличивая степень индукции, и наоборот, чтобы охватить всех учащихся. Все уровни находятся между двумя крайними: одна – жёсткая дедукция без индукции, формально-логическая система. Она, как образец, принята в нашей школе. По мнению её сторонников, она единственно правильная, а все другие уровни дедукции – ложны. Вот ее и внедрили в школе.

Произошло это так. В 60-х годах остро стал вопрос о реформе обучения. Научно-техническая революция потребовала ввести всеобщее среднее образование в стране, поднять образованность всего народа. С другой стороны, в педагогике известно, что та или иная социальная система требует той или иной системы обучения. Известный педагог Дистервег хорошо об этом сказал: "Последовательный сторонник абсолютизма должен ненавидеть и отвергать развивающий метод обучения, этот развивающий метод является продуктом свободомыслящего, борющегося за свободную жизнь человека. Теперь больше не сомневаются в том, что лучше: предписывать ли сверху или дать развиваться снизу вверх. Но также не сомневаются в том, набивать ли молодого человека готовыми истинами сверху вниз или дать им свободно расти снизу вверх". Речь идет, как видим, о двусторонней системе обучения.

Таким образом, в нашей стране требовалась демократическая система обучения. Совершенно ясно, что жёстко дедуктивная система обучения не годилась для всеобщего образования. Она оторвана от жизни. Но получилось всё наоборот, создавая государство по замыслу с самой широкой демократией – участия народа в управлении им – перешли к догматической, элитарной, формально-логической  системе обучения. Произошло это в результате реформы 60-х годов системы обучения. Реформой школьной математики руководил академик А.Н. Колмогоров. Целью реформы было – приблизить школьную математику к современному научному уровню (обратите внимание: не к жизни приблизиться, а к науке!), за образец которого взята концепция французских математиков под именем Н. Бурбаки.

Система эта – односторонняя, жёстко дедуктивная, абстрактная, никакая индукция, а значит и связь с жизнью недопустима. Допустим только текст, текст, текст. Никаких подтекстов, никаких мотивов, чтобы узнать, почему так, а не иначе? Методика – наука о мотивах – низвергается, такой науки теперь нет. Представьте себе, нечто такое ввести в театры, – они бы погибли сразу. Талантливые актеры играют на сцене, прежде всего, подтекст – в этом они творчески  проявляются, а не в тексте-дедукции. Потребительская идеология: требуется только грамотность воспроизведения текста, готовой  дедукции, а не созидательная, творческая. Заметим, система Станиславского ставила целью научить актёра играть именно подтекст.

 Принцип управления-обучения требует, чтобы учебник писал математик и педагог, двусторонний, как носитель дедукции и индукции,  педагог, прежде всего, как Киселёв. Крупный учёный –  это ещё не педагог.  Но именно они стали писать учебники.

 Вместе с реформой в школе перестроилось преподавание точных наук, и вузовское в том же формальном направлении.Формально-дедуктивный дух через математику охватил все наше образование.

Существенного сопротивления реформа не встретила. Резкой критике реформу преподавания математики по существу подверг только один из известных математиков, академик Л.С. Понтрягин: "у неё ложная основа" – утверждал он. Однако реформа состоялась, и прошла как  шокотерапия.

Теперь мы пожинаем плоды этой реформы. Цена формальной дедукции оказалась слишком высока, педагогический механизм спроса и предложения перестал работать. Исчезла связь снизу вверх – приказы центра перестали понимать внизу. Кто помнит те времена, когда образованные люди с научными званиями  не понимали новую школьную математику по новым учебникам, и не могли помочь своим детям и внукам. Произошел разрыв преемственности поколений. Все промежуточные дедуктивные уровни, которые были в старой системе для обслуживания учащихся с разными индивидуальными способностями, разными возрастными особенностями, стали ошибочными, ненаучными с новой точки зрения, и потому были выброшены. Не нужен стал опыт поколений педагогов, учителей. Они якобы учили неправильно. Старые учебники вместе с ними оказались ненужными и выбрасывались, как учебник Киселева по математике. Загляните в библиотеки, там не осталось старых учебников.

Отрыв от жизни, от приложений, который связан с формально логической эпидемией, привел к кризису в точных науках в масштабе всей мировой науки. В этом смысле мы пошли в ногу с мировой наукой, как и хотела реформа. Появились высказывания со стороны известных учёных: "Выживет ли математика?" (В. Арнольд, Москва). М. Клайн (США) начинает свою книгу "Математика, утрата определенности" словами: "Ныне мы знаем, что математика не обладает теми качествами, которые некогда снискали ей всеобщее уважение и восхищение... Эта книга - горестный рассказ о бедствиях, выпавших на долю математики, книга о расцвете и закате величия математики". Физики (для которых математика инструмент исследования) говорят: "Нет ни одного понятия, относительно которого я был бы уверен, что оно останется  незыблемым…. Я даже не уверен, что нахожусь на правильном пути вообще" (Эйнштейн, признание в конце жизни.), Р. Фейнман (по учебнику которого перестроено обучение физики в университетах всего мира): "Положение, в котором находится современная физика, следует считать ужасным…, все эти открытия вызывают только замешательство".

Вот к какому современному мировому уровню точной науки приблизила нас реформа математики. Один пример. До реформы учили по Киселеву: прямая бесконечна и определяется двумя точками. Ее можно продолжать неограниченно – вот что значит ее бесконечность, и это видят люди на опыте, когда проводят прямую под линейку, и, сдвигая линейку, продолжают прямую. Как видите, прямая продолжается от первоначальной, как от носителя, как в русской идее. Теперь, в новых учебниках, прямая  бесконечна, но не в силу ее способности к продолжению (потенциальная бесконечность), а как заданная сразу бесконечной, (продолженную через всю вселенную, все миры – актуальная бесконечность). Нечто абстрактное за пределами восприятия. Проверить нельзя – индукции нет, есть только дедукция по новой системе. В школе и сейчас чертят прямую под линейку, вопреки установке формалистов, отвергающих опыт. Приходится, без опыта не проживешь. В результате, вместо своего двустороннего: "Я мыслю и чувствую, значит существую", ввели одностороннее: "Я мыслю, значит существую". Вместо русской идеи внедрили чужую идею. А моральная сторона такого обучения? Отрицание прошлого, отрицание пути от простого к сложному, отрицание разных уровней дедукции, соответствующих разным индивидуальным особенностям человека,  признание только одного уровня дедукции (только так, а не иначе), нетерпимость к другому мнению, другому способу рассуждения, другой культуре, объявление ненаучным всего того, что не соответствует стандартной дедукции, обвинение в непонимании только учащихся, только одной стороны -  начальник всегда прав – такова мораль современной формально-логической системы обучения. Зубрежка вместо понимания приводит к разочарованию, скуке, нежеланию учиться в нашей школе.

Какой же выход  из  кризиса?  Ясно: нужно менять систему обучения.   Переходить на демократическую  систему, русскую идею в обучении, заменить одноуровневую дедуктивную  систему на многоуровневую дедуктивно-индуктивную систему с ее  прямой и обратной связью между обучающим и обучаемым. Принцип управления для этого и создан, он дает возможность менять пропорции между дедукцией и индукцией, переходить  от  сильно дедуктивной системы к слабо дедуктивной  системе, от односторонней догматической к двусторонней демократической системе русской идее.

Главное препятствие для перехода к демократической системе – односторонность, укоренившийся культ строгой математики, её непогрешимости.

"Я научу вас логически мыслить", провозглашает с апломбом преподаватель математики. А как? "Научу вас не делать ошибок, строго рассуждать". Это конечно догматик, их подавляющее большинство, сейчас их власть.

"Я научу вас творчески мыслить", говорит демократ, их сейчас не видно, нет спроса. А как? "Научу вас делать ошибки, не крупные; не бояться ошибок, они необходимы, на ошибках учатся, научу вас самостоятельно их преодолевать". 

Математическая истина появляется, рождается, как всё в жизни, нестрого, в страдании, в преодолении ошибок. Индукция (интуиция, чувства) необходима. Затем начинается мучительный процесс искания формы, одевания индукции в подходящую для неё дедукцию. Вот тогда математика предстаёт пред нами точной, за что её любят, как "царицу наук". Но это другая, осмысленная дедукция. Стройной наукой предстала химия, после открытия Менделеевым её дедукции – периодической таблицы элементов.

Как рождается истина, так её и нужно преподавать, говорил Толстой, указывая на необходимость индукции в преподавании. А не представлять истину только в готовой, строгой парадной форме, так, как  делает это современная формальная система обучения.   Правда русской идеи шире формально-логической правды, включает последнюю, как одну из сторон в своей двусторонней системе. Формальная правда сейчас претендует на роль единственной настоящей правды и выдаётся за неё -  это вреднейший миф нашего времени. – А как же символ непогрешимости, культ строгости 2·2=4? – Как и всякий  другой, он потому незыблем, что охраняем от реальной жизни. Как только он сталкивается с жизнью, теряется его непогрешимость. –  Но ведь два камня и два камня, разве не четыре? Это же реальность. – А разве камни со временем не разрушаются? Значит  этот закон временный, относительный. Хорошо сказано Эйнштейном: когда закон правилен математически, он неправилен в жизни, а когда он правилен в жизни, он неправилен математически. Эйнштейн выразил этим суждением двусторонность истины. Принцип управления-обучения примиряет идеальное и реальное, перерабатывая их в новую правду, как автопилот самолёта вырабатывает верный курс из синтеза заданного (идеального) курса и из ошибочного (реального) – отклонения от идеального.

 Авторитарная догматическая система,  не   допуская ошибок,   риска, теряет,   в силу этого, связь с реальностью и приводит к громадной ошибке – к краху.

Как же проводить децентрализацию дедуктивной системы, превращение её в дедуктивно-индуктивную систему? Рассмотрим геометрию. Как школьный предмет это самая формализованная дедуктивная система. Что­бы сделать ее дедуктивно-индуктивной, нужно часть аксиом снять, исключить обязатель­ность ссылки на них. Снимаются аксиомы, которые наглядны, очевидны, непосред­ственно воспринимаются. Или даются мелким шрифтом, как было раньше, в конце книги – как другой уровень обучения. Исключаются и доказательства, если они понятны ребятам и без доказательств, основа­ны на наглядной интуиции. Тем самым, разгружается управление из центра и пере­дается право на получение истины на места. Таким образом, это не выбрасывание фактов геометрии вообще, а передача права ими распоряжаться не центром, а периферией, не учителем, а учениками. Перераспределение властей. Разгружается также и память учащихся (левосторонняя часть мозга передает часть своей работы правосторонней, приводя в равновесие согласно принципу управления-обучения). 

Рассмотрим децентрализацию на конкретном примере. Возьмем современный учебник геометрии, например акад. Погорелова (тоже крупный математик и совершенно не педагог; по-новому, педагогика, как индукция, не нужна). Строгий, формально-логический текст, никакой индукции, одна дедукция, премированный на Всесоюзном конкурсе. В нём всё доказывается. Например, раздел "Движение": доказывается, что прямая переходит при движении в прямую, отрезок переходит в равный отрезок, угол в равный ему угол, фигура в равную ей.

Это занимает 18 страниц текста одних доказательств, никаких мотиваций, без обращения к опыту учащихся. А если привлечь опыт учащихся? Тогда это всё станет понятно без доказательств, оно хорошо знакомо всем. Передвигайте угольник вдоль стола. Видно, что прямая переходит в прямую, отрезок – в равный отрезок, угол – в равный угол. Передвигайте любую другую фигуру - она переходит в равную. Зачем же доказывать то, что детям из опыта хорошо известно? Киселёв это не доказывал. Иначе он злоупотребил  бы своею властью, занимался не своим делом, делал бы то, что могут делать ученики сами. Как видите, учащиеся имели власть. Власть распоряжаться своим опытом, своим знанием в деле обучения, а учитель имел свою власть. Такой мелочной регламентации из центра, как сейчас, не допускалось. Демократия, в смысле Русской идеи, в обучении была, сейчас нет.

 Так вот, снимаем все эти теоремы из учебника Погорелова, но не выбрасываем, а переводим их из дедукции в индукцию и оставляем учащимся право, власть самостоятельно обращаться с ними, разгружая обучение тем самым от многочисленных промежуточных теорем-чиновников, избавляясь от внутреннего бюрократизма системы. Скажут: а ошибки? Что же: второй раз ребята будут осторожнее, ошибки учат, пусть рискуют, станем доверять их опыту, а значит и им самим. Зачем все делать за них. Молодость имеет право на ошибки. Так разделяется власть в обучении между учителем и учениками, так борются с бюрократизмом, переходя на демократический метод обучения. Так же поступаем с другими разделами учебника. Тем самым вводим в строгий учебник индукцию в согласии с принципом управления-обучения русской идеи.

Предвижу главное возражение. Допустить нестрогую математику – это приведет к катастрофам. Мост, построенный таким инженером, рухнет. Но для обучения инженера нужен кроме мягкого уровня обучения еще и жесткий – ведь предлагаемая система обучения многоуровневая. Зачем же учить всех – и писателей, и поваров – на уровне инженера. Вот что ведет к громадной катастрофе, к отчуждению от учебы массы людей.

 Таким образом, возвращаемся к старому методу, допустив индукцию, ослабив дедукцию, но на новой законной основе – принципа управления-обучения. В старом Киселёве тоже  много догматических доказательств "мышеловок", где нет мотивировок, ученика просто загоняют приказами из центра, как на строевом плацу: проведи это, опусти это, построй это…. Смотришь, доказательство  получилось, но как фокус! Знаменитые доказательства-мышеловки: теорема Пифагора - "пифагоровы штаны" и "чёртова лестница" -  объём пирамиды. В них нет мотивировок, подтекста, обязательных для русской идеи.

 Как  мотивировать теорему, сделать ее двусторонней? Нельзя это рассказать не на примере. Ведь для метода расширения от достигнутого носителя, как требуется в русской идее, нужно выбрать теорему-носителя, доказать ее двусторонним методом, в нашем понимании умом и чувством, а не одним умом, как в учебнике; наконец, распространить этот метод на все другие теоремы.

Рассмотрим  теорему о сумме углов треугольника. Одна из самых известных теорем. В учебниках она доказывается по Евклиду. Вспомним, хотя бы коротко доказательство, ведь мы все его учили. Пишу для гуманитариев, поэтому смотрите на доказательство, как на способ передачи знания от центра-учителя, учебника, к периферии-учащимся, а не на детали. Ведь принцип управления-обучения говорит именно о передаче знания, а нам его и нужно внедрить. Гуманитариям придется преодолеть предубеждение против математики, ведь дело идет о внедрении в нее гуманитарного двустороннего метода русской классической литературы – русской идеи. Итак, рассмотрим треугольник АВС. Через точку С проведем прямую параллельно стороне АВ и продолжим сторону АС. Тогда один угол при вершине С равен углу А по свойству параллельных, второй угол равен углу В тоже по свойству параллельных, отсюда следует, что все три угла треугольника (теперь у них общая вершина С) дают в сумме развернутый угол, т.е.180 градусов – такова сумма углов треугольника.

Так доказывает учебник. Это – пример догматического дедуктивного доказательства. Таковы все доказательства в учебнике – как управление сверху вниз: поступил приказ провести прямую параллельно АВ в точке С и продолжить АС. А почему я должен это делать, почему так, а не иначе – никакого мотива, полный произвол центра. Скажут: делай так, как говорят, и получишь доказательство – вот и мотив приказа. Такая мотивировка задним умом означает отказ от поиска найти доказательство самостоятельно, а не заучивать по книге. Вначале создай, потом потребляй, вначале открывают, потом доказывают – разве не в этом творческий метод. Для демократического метода русской идеи, такое доказательство не годится, нужны мотивировки, смысл, подтекст – почему так нужно делать, нужна вторая сторона – индукция к данной в учебнике дедукции. Учитель должен организовать диалог, механизм педагогического спроса и предложения, который включит учеников в поиск этого построения.

Например, так: Нужно сложить углы треугольника. Когда сложить углы легко? -  Когда у них общая вершина. А здесь вершины в разных точках. - Что же делать? - Перенести все углы так, чтобы у них была общая вершина. – В какой точке взять эту вершину? – В любой. – А лучше в какой? – В одной из вершин треугольника, тогда один угол не надо переносить. Например, в точку С (понятна стала роль этой точки). – Начнем с угла А. Как его перенести? – Сдвинем его вдоль стороны АС параллельно. – А как начертить? – Проводим через точку С прямую параллельно АВ и продолжаем АС. Вот оказывается в чем секрет доказательства – он открыт. – В чем суть его? – Сложение углов треугольника сводим к случаю (носителю), когда вершины углов в одной точке.

Остальное как в тексте –  все стало понятно. Приказы стали обоснованы. Этот индуктивный подтекст делает дедукцию осознанной необходимостью, а это внутренняя свобода, творческая свобода. Этот подтекст, индукция спасла ребят от зубрежки. Прежнее дедуктивное доказательство децентрализовано, перешло в индуктивно-дедуктивное. Индукция и дедукция пришли к согласию, к равновесию, к равенству (как сказал Толстой) в согласии с принципом управления-обучения.

Можно ослабить дедукцию до наименьшей. Такой крайний случай – противоположность тому крайнему формальному методу, что принят в школе, как самый научный.

Предложите ребятам начертить под линейку треугольники. Углы у них  разные. Вопрос: можно ли в треугольнике задать все три угла произвольными, какие хочешь?– Молчание. –  (Снижаю цену дедукции и увеличиваю индукцию, конкретность вопроса). Постройте треугольники с какими угодно углами…. – Пробовали, брали: 10, 20, 45 градусов;  25, 30, 50, еще 20, 20, 20 и другие.  Не получается треугольник. - Какой вывод? – Любые, произвольные, углы брать нельзя, что-то их связывает, какая-то зависимость, закон. - Как его найти? – На опыте. Будем чертить разные треугольники, измерять их углы транспортиром и искать зависимость…. – Что, получилось? – Нет…. А теперь нашли: у них  суммы углов: 179, 181, … близки к 180 градусов. - Надо проверить еще…. - Получается: чем точнее измеряем, тем ближе к 180. - А когда будет точно 180? – Реально никогда. Только если представить в уме идеальные треугольники и  инструменты. – Это мысленное представление идеального измерения идеальных треугольников назовем идеализацией. Она дает точный результат,  точный закон: сумма углов треугольника равна 180 градусов. Так как этот закон на опыте не осуществить, стало быть, это соглашение, компромисс, постулат, дедуктивный шаг. Он необходим для окончательного примирения (именно примирения) всех неточных опытных данных. Иначе говоря, нужна комендантша, а теперь это принцип управления-обучения.

Диалог можно изменить, упростить опыт, например, вначале брать треугольники прямоугольные (у ребят есть угольники) и измерять по два угла вместо трех, тогда найти закон нетрудно; чем меньше при этом поиске участвует учитель, тем лучше. В диалоге, беседе с детьми проводил уроки Толстой в яснополянской школе, сопоставляя две правды: детей и свою, приводя  их к согласию, а не навязывал только свою, как делают в современной односторонней системе обучения, школе, вузе. Ученики сами сделают открытие, им надо верить. После этого они будут просить учителя: давайте еще урок, как открывают, а не как запоминают. А почему в учебниках  нет такого метода? Потому, что это метод физический, опытный, а не математический.  Принцип управления-обучения не только содержит механизм спроса и предложения для отыскания истины в форме сократовского диалога, но он же разрешает синтез  математического метода и  физического, соединяет нестрогое опытное знание и строгое идеальное, вводит физический опыт в математику. Теперь можно доказать на основе индукции: опыта и идеализации, представляя как открытие, все теоремы школьной геометрии, и не только школьной. Такой широкий взгляд на математику, как опытную науку, как часть физики высказал московский математик В.И. Арнольд. Мысль еретическая для формалистов, но Русской идеи, которая воплощает ее в жизнь.

В демократическом методе обучения должны быть и другие уровни дедукции, кроме двух приведенных. Вот еще один. Попробуем найти хотя бы один треугольник, в котором сумма углов непосредственно находится, как у квадрата: все углы его прямые – сумма их 360 градусов сразу видна. Теперь стоит только перегнуть квадрат по диагонали, получим два равных прямоугольных треугольника – школьники это делают с бумажным квадратом – следовательно, сумма их углов по 180 градусов. Так же и прямоугольник: диагональ делит его на равные прямоугольные треугольники, значит сумма их углов – по 180 градусов. Любой треугольник  состоит из двух прямоугольных, стоит только через его вершину провести высоту. Получаем: сумма одного 180, другого 180 и вычитаем два лишних прямых угла при основании высоты - 180. Всего получаем 180 градусов – сумма углов любого треугольника. На чертеже хорошо это видно.

Почему такого ясного доказательства нет в учебниках? Потому, что в геометрии Евклида, Киселева и всех других учебниках прямоугольник, квадрат идут после теоремы о сумме углов треугольника, опираются на нее, а мы, наоборот, из квадрата, прямоугольника доказываем эту теорему. Получается замкнутый круг. Противоречие, тупик. Теперь у нас есть средство обойти противоречие другим путем, как автомобилист объезжает препятствие, пробку, по другой дороге. Это значит перейти на двустороннюю дедукцию-индукцию принципа управления-обучения русской идеи. Обратимся к интуиции, опыту учеников, они знают свойства квадрата и прямоугольника из этого опыта, и все это знают из жизни. Смешно думать, что эти фигуры до Евклида или без него, без его дедукции, не существовали, люди их не знали. Таким образом, мы допускаем, что в геометрии квадрат, прямоугольник (да и другие фигуры) бывают не только дедуктивными, но и индуктивными: взятыми из опыта непосредственно и превращенными идеализацией в точные. Введем в геометрию эти двусторонние (дедуктивно-индуктивные) фигуры с разрешения принципа управления-обучения русской идеи, тогда приведенное рассуждение становится законным доказательством теоремы. Исходные квадрат и прямоугольник берем индуктивными, а не дедуктивными, и противоречия нет. Индукция в равновесии с дедукцией – вот почему это доказательство понятно, запоминается легко, надолго, в нем мысль проста - перегни квадрат. Спасаем ребят от зубрежки, разгружаем память, продлеваем  их молодость.     

Подведем итог. Классики правы: все наши беды порождены односторонностью. Заменили левую идею, заболевшую догматизмом, на либеральную идею, формальную, основанную на делении без синтеза, разрушающую целое, поменяли "одобрямс" на "разделямс". Реформа обучения – источник болезни, через нее к нам вошел Западный либерализм. Она подготовила поколения людей для общества потребления. Выросшая таким образом либеральная идея долго скрывалась под советским флагом, и вдруг открылась, как чудо перерождения, мы увидели людей с нашими дипломами, званиями, чинами, а душами не нашими. Посеянные реформой либеральные семена дали обильный урожай. Социальная реформа 90-х  продолжила либеральную реформу 60-х. Понятно теперь, как лечить болезнь. Перейти к двустороннему методу, синтезу, единению, к русской идее. Ее назначение – преодолеть противоречия (тупики, пробки), образованные на одностороннем пути, соединить осколки от одностороннего деления в целое, вылечивая его. "Русская идея может быть синтезом всех тех идей, которые с таким упорством, с таким мужеством развивает Европа…" (Достоевский).

Как же лечит Русская идея? Так же как учит. Слова Толстого: как открывают, так надо и обучать, переведем так: как вошла болезнь, так должна излечиваться, так должна и выйти. Не выбрасывать либеральную идею, как выбросили левую идею. Можно избежать насилия. Найти равновесие между двумя противоположностями согласно принципу управления-обучения русской идеи, как это было сделано с "больной" теоремой Евклида – жестко дедуктивной. Ее не выбросили, а вылечили с помощью введенной индукции. Были указаны другие дедукции в обход Евклиду. Одностороннее формальное знание стало двусторонним, осмысленным, понятным. Форма соединилась с содержанием, и теорема ожила, предстала как открытие.

Либеральная идея вошла через обучение – ее источник и вышла через него, но уже вылеченной с помощью принципа управления-обучения. Ставится общая задача – приручить либеральную идею, сделать двусторонней во всех областях жизни, куда она проникла, с помощью принципа управления русской идеи, иначе говоря, оживить ее, сделать нашей, а не чужой, так, как сделано в геометрии. В реальной жизни приходится и выдворять чужое тело, когда нет времени для синтеза, выращивания совместного плода. Тогда изолируют чужое тело, ограничивают его действия. Не получая поддержки, оно вынуждено возвращаться по старому пути – как вошла, так и вышла. Так Наполеона выдворил Кутузов, изолируя и сопровождая его бегство по старой дороге, едва поспевая за ним. "Доктор" Кутузов следил за силой духа организма – армии и не делал ничего насильно, т.е. преждевременно, а когда созрело – отрезал. Вполне в духе русской идеи.

Теперь ясен ответ на вопрос редакции: какой должна быть левая идея? Основой левой идеи должна быть русская идея. В ней есть духовная, нравственная сторона, которая дополняет левую идею, образуя с ней двустороннюю левую идею, или все ту же русскую идею. Не хотим назад к Сталину, к большевикам, тогда назад к Пушкину и его продолжение вперед. Об этом пути здесь идет речь.

О пути – продолжении и распространении русской идеи во все области жизни, как это сделано в системе обучения с помощью принципа управления-обучения. Русская идея преодолевает противоречия, кризисы системы – это ее свойство. Вот что искал Эйнштейн в русской классической литературе, у Достоевского, -  как вывести точную науку Запада – гордость европейской цивилизации – из глубокого кризиса. И он понял: "Нужна такая теория, когда чистая мысль способна ухватить реальность". Как ухватил ее Пушкин, соединив "гения чистой красоты" с Керн. Эйнштейн понял – нужна д